Бизнес и финансы

фoтo: pixabay.com

Тeмa сoциaльнoгo рaвeнствa былa нe нoвa для чeлoвeчeствa вo врeмeнa Рeфoрмaции. Люди всeгдa и eстeствeнным образом хотели быть равными, в том числе и в социальных аспектах. Это желание заложено в человеке так же, как и потребность есть и спать. Но вот парадокс: та же самая человеческая природа вызывает стремление богатеть и, соответственно, господствовать над ближним.

Европейская цивилизация уходит корнями в Древнюю Грецию, которая подарила миру философию, а также в Римскую империю, которая представила миру такое понятие, как право. И, возможно, мир бы развивался по совсем иному, более радужному сценарию, не явись в V веке из дальних степей гунны. Началось бурное движение германских и славянских племен. Они поглотили Рим вместе с его цивилизацией.

В Средневековье же Европа, в которую мы, славяне, были также инсталлированы, переживала тяжкие времена. Основными мотивационными силами в то время были страх и голод. О каком-либо равенстве среди людей в это время говорить не приходится. Ну какое равенство может быть между домохозяйкой и утюгом? И хотя утюг периодически перегревается и оставляет ожоги, все же продолжает выполнять волю хозяйки. Вот примерно по такой аналогии около тысячелетия складывались отношения порабощенного крестьянства и феодалов.

Церковь в этой Европе играла очень значимую роль. Она давала надежду, решала конфликты, и она же определяла неравные классовые отношения. Именно этот последний тезис так сильно раздражал революционеров-романтиков начиная со времен Великой французской революции: почему церковь веками не поднимала голос за обездоленных перед власть имущими?

Однако если внимательней присмотреться к периоду социальных потрясений, то прослеживается определенная география революционных настроений. Начиная с конца XVIII века несравнимо бóльшая часть эмоционально неуравновешенных выступлений против господствующих классов, переросших в революции, происходит в государствах и на территориях, не затронутых Реформацией.

Удивительно наблюдать, как по всему периметру протестантской Швейцарии, окруженной католическими государствами и землями, полыхают революции на протяжении XIX и XX веков, а в самой Гельвеции волнение лишь стрельнуло раз — в 1847 году, на несколько дней, и то по причине разлада в католических кантонах, — да и затихло до сего дня.

Не отличались революциями ни Норвегия, ни Швеция, ни маленькие Голландия с Данией. Даже амбициозная Германия, состоящая 50 на 50 из католиков и протестантов, так и не разродилась грандиозной социальной революцией. Не было в это время кровавых революций ни в Англии, ни в ее заморских производных — США, Канаде и Австралии, в то время как в Италии, на Пиренеях и Балканах вовсю громыхало. Россия и Франция не просто сотрясались кровавыми революциями, но и были экспортерами оных в Латинскую Америку, Африку и Азию…

Итак, почему же прослеживается вот такая конфессиональная география революционных настроений? По моему скромному разумению, корни этого не на поверхности лежащего феномена кроются в идеях Реформации. И, думаю, здесь следует отметить несколько факторов.

Реформаторы XVI века — Лютер, Меланхтон, Цвингли, Кальвин, Буллингер и другие, — возвращая население к простым библейским истинам, возвращали людям ценность или даже, можно сказать, освященность человеческого труда. Труд стал священнодействием. «Кто не работает, тот не ест» — это не придуманный лозунг советской эпохи, а слова апостола Павла. После перевода Библии на национальные языки люди смогли просто и ясно прочитать, что Адам был создан для труда в саду Эдема. Другими словами, Слово Божие освящает труд.

В результате в течение XVI–XVII столетий под влиянием Реформации происходит смена ментальной парадигмы в отношении труда и отношении финансов как таковых. Власть имущие протестантских стран начинают как-то более скромно себя вести, нутром осознавая протестантскую этику, которую впоследствии описал и систематизировал Макс Вебер в своей работе «Протестантская этика и дух капитализма». Откровение о труде как о добродетели, почерпнутое из Библии, поменяло отношение к окружающему миру и дому. Ведь работать до времен Реформации считалось чем-то унизительным. Высшее сословие до Реформации никогда не трудилось.

Кстати, в России бояре носили длинные рукава как знак того, что работа — не их дело. Эта идейное нежелание трудиться до сих пор где-то отголоском витает в нашем обществе. Можно вспомнить пословицы: «От работы кони дохнут», «Работа не волк — в лес не убежит», да и в блатном мире настоящие криминальные авторитеты руками работать не будут: унизительно. Жаль вот только, что эта воровская идея проникает и в элиту общества.

Словом, без Реформации гибель экономики и всего светлого просто обеспечена.

Вообще нужно отметить, что протестантская этика — очень емкое понятие. Оно включает в себя множество составляющих: кроме особого отношения к труду подразумевает и особое отношение к закону. Закон становится общим мерилом для всего населения.

В Средневековье отношение к закону можно выразить одним примером. Когда одного из французских королей упрекнули в том, что он нарушает закон, тот громко провозгласил: «Я, король, есть закон!» К сожалению, эта не сразу уловимая формула так и витает в умах сильных мира сего и по сей день. Но вот английский мыслитель Джон Локк вывел обратную формулу отношения к закону, которая и легла в основу протестантского мировоззрения. Он написал: «Закон есть король!»

Таким образом, закон как таковой, как и в Древнем Израиле — закон Моисея, становится выше короля. Эта часть протестантской этики вернула потерянные откровения о праве и отношении к праву, что сослужило хорошую службу во времена романтического увлечения утопическими идеями, а также дало толчок для построения лучших в мире социальных институтов.

Помимо прочего стоит упомянуть еще одну черту протестантской этики: простая человеческая скромность. Скромность стала достоинством, а излишняя пышность, свойственная феодалам, становится пороком в глазах всего общества именно во времена Реформации. Таким образом, разница между общественными классами — по крайней мере, внешняя — в протестантских странах становится значительно меньше, нежели между верхами и низами в странах с другими конфессиями.

Под влиянием Реформации люди начали себя осознавать в этом мире равными перед Богом, несмотря на разный социальный статус. В протестантских странах «понты» перестали быть в моде еще в XVI столетии. А где-то они — двигатель всей жизни и по сей день.

Жизнь по принципу «пацаны такой дешевки не поймут» осталась в Средневековье. В протестантской культуре миллиардер и грузчик могут оказаться в одном автобусе, а простая домохозяйка и первая леди — в одном фитнес-клубе. И дело не в том, что домохозяйка и грузчик доросли до миллиардеров, а в том, что первые и богатые пытаются спуститься до простых.

«А зачем нам спускаться на их уровень?!» — могут спросить сегодняшние «нереформированные» толстосумы. А затем, чтобы… В странах с наименьшими классовыми и социальными противоречиями труднее прорасти семенам революционных настроений. Знаете, даже чисто психологически непросто как-то на вилы поднимать миллиардера, который с тобой в одном автобусе ездит. А вот во время лихолетья народ легко и со смаком на виселицу тащит того, кто за трехметровым забором живет и всех соседей за холопов держит. Вот поэтому у нас только в XX веке было 4 революции. Да уж, поневоле захочется одной Реформации вместо даже одной революции…

Истины ради нужно отметить, что утопические философские идеи о построении совсем уж счастливого общества — будь то коммунистического или еще какого-то социально справедливого — с оружием в руках были не чужды и философам Германии, Англии и Швейцарии. Но все же практического применения этих идей добиться от жителей этих стран было куда сложнее, чем в странах с огромной социальной пропастью между классами. Ну на какие баррикады пойдет социально обеспеченный швед или швейцарец, зная, что его дети получают практически бесплатно отличное образование, а он сам получит ту же медицинскую помощь, что и его президент или его король?!

В заключение хотел бы заметить, что сказанное мной является лишь посылом для рассуждения в данном направлении. Вероятно, есть множество контраргументов — ведь протестантские страны не являются ни для меня лично, ни для множества моих сограждан эталоном человеческого общества. Швейцария все же не Царствие Божие на земле. Тем не менее более совершенное устройство социальных институтов и минимальность революционных настроений в новой истории стран, находившихся под влиянием Реформации, является так или иначе результатом возвращения людей к простому, но ясному учению Иисуса Христа.

Учение это изложено на страницах Библии, которую и вернули человечеству реформаторы XVI века, сначала сделав перевод Священного Писания на национальные языки, а впоследствии, с помощью изобретенного для этого печатного станка, распространив его невиданными до той поры темпами среди самых широких слоев населения.